Вотъ опять попали мы въ глушь, опять наткнулись на закоулокъ.
Зато какая глушь и какой закоулокъ!
– Николай Васильевичъ Гоголь
Любишь-ли ты Русь? Крѣпко? Оглянись первый разъ и въ глаза бросится только дурное: разруха, нищета, развратные и жадные начальники. Закрой глаза и спроси своё сердце: «Развѣ не за что полюбить?» Оглянись второй разъ и взоръ прояснится: человѣкъ здѣсь высокъ душою, смѣлъ; бѣдность – скорѣе простота. Закрой вновь глаза и полюби наконецъ всемъ сердцемъ. Оглянись потомъ и откроется тебѣ, чѣмъ можетъ стать Русь. Мы успѣли развернуться на треть, много – на половину: то-ли ещё будетъ! Сколько всего предстоитъ совершить намъ – не перечислю. Возлюби, братецъ, будущую Русь, возлюби за силы, которыя вотъ-вотъ проснутся.
Загорѣлось сердце любовью, толкаетъ чувство на подвигъ, но вдругъ, точно обухомъ по темени: съ чего начать? Разскажу тебѣ, братецъ, одну байку. Жилъ-былъ давнымъ-давно бояринъ, который очень любилъ полежать въ тѣни и послушать пѣніе птицъ, насладиться весенней прохладой, подремать въ гамакѣ, прикрывшись книгою. Ну а что-же нужно для такой жизни? Садъ! Разъ побывавъ въ сосѣдскомъ, баринъ влюбился навсегда. Гдѣ ни появлялся теперь, тутъ-же заговаривалъ о садахъ и въ скоромъ времени прослылъ большимъ знатокомъ. На старости лѣтъ разжился баринъ деньгами и купилъ себѣ богатую усадьбу. Садъ тамъ былъ – не налюбуешься! Бывшій хозяинъ въ нёмъ душу оставилъ. Земля – косточку съ крыльца бросилъ, на слѣдующій день деревце. Вишенки росли съ яблоко, а яблоки – съ дыню! Ну, думалъ баринъ, дальше – больше.
За каждымъ изъ насъ одинъ Русскій грѣшокъ водится – лѣнь. Вотъ и садоводъ нашъ, какъ оказалось, болѣе разсуждалъ о другихъ садахъ, нежели заботился о своёмъ собственномъ. Садъ-же, извѣстно, руки проситъ, если забросить, заведётся вредитель, сорняки порастутъ, цвѣтки повянутъ, словомъ – погибнетъ. То и случилось у барина: тля розу поѣла, хмель разошёлся, яблоки въ орѣхи превратились. Новаго не сдобылъ и старое загубилъ. Баринъ нашъ, однако, не лыкомъ шитъ. Вычиталъ въ заморскихъ книгахъ, что есть на свѣтѣ чудо-растенія, которыя не берётъ никакая зараза, и вбилъ себѣ въ голову завести ихъ у себя. Что за растенія – сказать не сумѣю. Знаю одно: если разъ высадилъ – вѣкъ простоятъ и ѣсть не попросятъ. Во стократъ они устойчивѣе и плодовитѣе здѣшнихъ. Правдою и кривдою досталъ баринъ волшебныя сѣмена, дѣло оставалось за малымъ. Кинулся онъ кромсать старый садъ, рубилъ подъ корень, а гдѣ-то и выкорчёвывалъ. Запустилъ даже дворовыхъ мальчишекъ, пускай наломаютъ себѣ палокъ на луки да рогатки. Силъ не жалѣлъ, всё-таки на вѣка устраивалъ. Раздѣлъ догола землю, вздохнулъ, и разбросалъ заморское сѣмя. Весною пробились росточки, и что ты думаешь? Такіе хилые, сказать стыдно! Аршина отъ земли нѣтъ, а въ книгѣ рисовали исполиновъ. Чуть вѣтерокъ – ломаются. Чуть холодокъ – мёрзнутъ. Плоды – горохъ... Сидитъ теперь баринъ среди заморышей и садъ свой прежній съ тоскою вспоминаетъ.
Какой урокъ, братецъ? Первый: всё человѣческой рукою созданное на человѣкѣ и замыкается. Какъ бытъ ни строй, если хозяинъ добрый, то и жизнь будетъ доброй, если безчестный – то и жизнь будетъ безчестной. Второй урокъ: лучше поухаживать за тѣмъ, что здѣсь издревле росло, чѣмъ издалека сѣмена везти. Каждой землѣ своё деревце. Каждой сторонѣ свой человѣкъ.
Снова скажешь: «Поучать взялся!» Помилуй, братецъ. Хотя въ ученіи, ей-богу, ничего дурного не вижу. Время такое, когда ученіе никому и даромъ не надо. Встрѣтишь юношу и думаешь: «Дай-ка разскажу ему что въ жизни видѣлъ, вдругъ пригодится» Двумя словами перебросишься, а онъ ухмыльнётся и прочь уйдётъ: «Я самъ по себѣ!» Чешу затылокъ: «Какъ-же это самъ?» Сколько себя помню, всегда за умной мыслью гонялся. Пока малъ, къ высокимъ тянись. Своя голова пуста, такъ у другихъ спрашивай. Я и не гнушался, спрашивалъ. Самъ по себѣ человѣкъ что такое? Отъ него плоду, какъ отъ камня мёду. Положено ему по исхоженнымъ тропамъ итти. Хватитъ силъ – сдѣлаетъ на шагъ больше. Либо, братецъ, разумомъ послѣдуешь за достойнымъ, либо, какъ безумецъ, самъ того не вѣдая, уйдёшь за подлымъ и заблудишься.
Птица небесная учится летать не сама по себѣ, а за родителемъ наблюдая. Что птица! Всякій большой и малый звѣрь въ младенчествѣ учится у родителей, а человѣкъ, будучи любого звѣря глупѣе, долженъ всю жизнь учиться: сперва у родителей, а послѣ у мудрецовъ. Но не у какихъ попало, а у тѣхъ, которые въ той-же сторонѣ жили. Соколъ-то полёту учится не у воробья. Такъ съ чего-же начать, братецъ? Я началъ съ того, что глупость свою передъ предками призналъ.
Какъ вѣдь раньше было: дѣдъ училъ отца, отецъ – сына. Чего отецъ не сумѣлъ въ своёмъ дѣлѣ – тому сынъ обязанъ научиться. Такъ возвышалось любое ремесло. Не вопрошалъ молодецъ, куда ему податься. Позади былъ путь, пройденный предками, впереди – его собственный. Что-же нынѣ? Отцовъ – въ дураки, братьевъ – во враги. Всѣхъ надую и гоголемъ выйду, а куда? Зачѣмъ?
Страшный, братецъ, кисель сейчасъ въ головахъ бродитъ. Отрокъ теперь шатается, какъ баба базарная: объ что споткнулся, объ томъ и заикнулся. Никто ему не указъ и розогъ на него нѣтъ. Дойдётъ-ли онъ куда?.. Докатится. Не такъ всё должно быть. Нужно заставить человѣка хорошимъ стать. А если дано отъ природы много, то и спросить съ него вдесятеро. Растеряетъ даръ – со всѣхъ насъ взыщется.
Въ концѣ-то концовъ, на кого намъ надѣяться, братецъ? Никто съ печи не слѣзетъ, пока до калачей достаётъ. Въ калачахъ теперь вся соль собралась. Разбѣжались по хатамъ, а садъ остался безъ хозяина. Они-то, конечно, туда заглядываютъ, да такъ заглядываютъ, что уже и послѣдніе пни на дрова пошли. Въ глазахъ сухо, въ сердцѣ глухо: всё къ себѣ тянутъ. Зато какъ легко отличиться, только подумай: всѣ въ садъ заходятъ что-нибудь стащить, а ты, если хоть что-то починишь – уже сдѣлаешь больше всѣхъ.
Яковъ Боспорскiй
