Сочинение Виктора Демьянова
Критика первого текста: https://vk.com/topic-79380872_39209109?post=335
Хоть и безымянен представленный отрывок, ясно, что взят он из диалога «Горгий», что написал его Аристокл (печально известный как Платон) и что являет он нам последний итог долгого спора. Говорит, в сущности, один Сократ – участие софиста Калликла ограничивается усталой усмешкой («рассказывай»), а значит, именно сократову мысль нам выпало опровергать.
Не искушены мы в философской диалектике и легенд знаем совсем немного, поэтому попробуем основать нашу позицию лишь на двух неплохо видящих глазах, двух пока ещё слышащих ушах, двух руках, ногах, короче, на том самом теле, которое Сократ в мудрости своей признал несущественным. Ведь по словам нашего противника, сама справедливость требует, чтобы каждый отказался от своего тела. Что тело! – «помеха для судей»...
Отказ от тела – смелый шаг, чудное сокращенье!
Чтоб не остаться в дураках, умерим восхищенье!
Оглядимся. Наши тела, сокровищницы чувств, – это завоевания наших предков. И доставались они им – а вместе с ними и нам – очень дорогой ценой, в условиях, сначала почти совершенно смертоносных, затем, благодаря неустанному труду первых живых существ, в относительно терпимых, и наконец, после зачистки всей планеты так называемым человеком разумным, уже во вполне приемлемых… Но шрамы той древней борьбы по-прежнему здесь, на каждом сантиметре кожи. Как же теперь забыть миллиардолетнее отважное продвижение, как выбросить хоть одно маленькое преодоление, как остановиться в пути к ещё большему могуществу? И просто отказаться? От глаз, носов, мозгов, от головы до пят… Ну уж нет! Ведь всё это – завоевания! Ведь всё это – трофеи! Некоторые, впрочем, верят, что это дары, что это только с неба упало, – ну так что ж, и подарки не передаривают!
Наверное, всё не упало с неба, а вышло из воды. А небо только отражается нынче – в слишком спокойной воде. Да, вымучено всё, выстрадано, выстроено, и теперь крепко держится на каменном шаре, не боясь уже волн и ветров – и космической тьмы. Что тьма! Бросается земная жизнь, как мальчишка, во все стороны камешками-голышами, и скоро по чёрному океану целые полчища голышей поскачут, и много покорят планет!
Но шагнула бы жизнь хоть за первый порог, поверь она Сократу?
Легенда нужна ему, чтобы обосновать поучительную мысль – о том, как выйти сухим из воды, как «душе» предстать к «суду» чистой и безвинной, дабы незамедлительно отправиться на Острова блаженных. Отметим, что на острова эти, как правило, отправлялись знаменитые герои – Ахилл, Менелай, страстная Медея, – завершив свою полную великих деяний жизнь. Не их имеет в виду Сократ: он сулит острова каждому, кто прожил жизнь справедливо. Для этого достаточно держаться подальше от несправедливых дел, а значит тело, в котором душа здесь, на земле, временно заперта, должно шевелиться исключительно мирно и дружелюбно. Бьют по щеке – подставляй другую! Таков в общих чертах праведный путь, и мы были бы счастливы вместе с его мудрым начертателем, если б он позаботился таким образом о себе… вот только Платон записал зачем-то ужимки, наскоки и выкрики разгорячённого сократова тела, лишив нас священной тишины его кристально чистой души. Она-то молчала, а вот тело вело себя совсем недружелюбно и движением своим запустило страшный резонанс, – такой, от которого рушатся мосты – даже мосты в будущее.
Что ж говорило оно, это тело?
«Во времена Крона и в начале царства Зевса суд вершили живые над живыми, разбирая дело в тот самый день, когда подсудимому предстояло скончаться. Плохо выносились эти приговоры…»
Немудрено – попробуй осуди живого грека! Вот кто сопротивлялся всем судам, кроме своего собственного. Самоуважение рождало храбрость: маленький народ сотни лет отбрасывал варварские орды, несмотря на их страшный численный перевес, и тем оставалось выносить приговоры насмешливым греческим морям.
«И вот многие скверны душой, но одеты в красивое тело, в благородство происхождение, в богатство»
А разве сам Зевс не «одет в красивое тело»? Или он уже бестелесный дух? О богатстве и происхождении не стоит и говорить.
«надо, чтобы их судили совершенно нагими, а для этого пусть их судят после смерти. И судья пусть будет нагой и мертвый, и пусть одною лишь душою взирает на душу — только на душу!»
Жуткие гляделки мертвецов! Откуда брал Сократ эти страшные образы? Хоть и обозлённый упорством Калликла, он не выдумывал их на ходу – за всем этим чувствуется известная школа. Как видно, не один Пифагор обучался в Египте…
Это школа смерти: и бог в сократовой легенде говорит только о ней, мало-помалу прибирая её к своим божественным рукам. Попробуем потянуть обратно. Что ж, Зевс, пусть дня своей смерти никто из людей не знает, примерный срок жизни, напротив, известен всем. Смерть честно предупреждает о времени прибытия и является обычно тогда, когда её уже ждут. И перед её лицом неистощимая жизнь вовсе не думает расставаться с нажитым: наоборот, она рождает в умирающих надежду. И одни начинают видеть своё продолжение в детях, вторые – в творчестве, третьи, сознавая себя лишь частью целого, спокойно готовятся в нём раствориться.
Есть, конечно, и другие. Вот не случилось у человека ни детей, ни творений. Нет ни с чем родства: равнодушно глядит он на земную суету. Но жизнь, бьющаяся в самой глубине его, всё же требует продолжения. Она не может добраться до его глаз, чтобы осветить их, до ушей, чтобы раскрыть их, до языка, чтоб ощутил вкус, и отчаявшись она толкает это хилое тело к последнему и страшному изобретению. Она вынуждает его создать такой образ будущего, который всё же оживит его чувства, разбудит главное из них – чувство превосходства. На вершине созданного мира будет стоять он – в гордой позе победителя, а остальных, слишком живых, возмутительно живых, всесильные мертвецы-судьи хорошенько отхлестают по щекам.
Здоровые люди стремятся к превосходству – и нередко без раздумий приносят ему в жертву всё остальное. А как жаждал его светлый средиземноморский народ – основатель благословенных Олимпийских игр! Сократ был хитёр – он первым из этого народа избрал к превосходству окольный путь, и добился заветного чувства, пожертвовав смехотворно малым. Дурной пример заразил простодушных греков. Тысячами личных продолжений, дорогами вымышленных побед пошёл греческий народ через Средиземное море из счастливого детства в жуткий мир дряхлой восточной хитрости.
Вот сократов зов, вот дудочка крысолова: «призываю и тебя, — в ответ на твой призыв, — к этой жизни и к этому состязанию: в моих глазах оно выше всех состязаний на свете»...
А на вершине, «вдали от всех зол», ждёт победителя истинная жизнь. Идеал её, описанный Сократом, воскрешает в памяти поразительную историю Ольги Скороходовой, которая в пять лет навсегда утратила зрение и несколько позднее – слух. Советуем читателям подробно изучить этот случай «очищенной» от чувств души, а здесь ограничимся быстрым сопоставлением. Что остаётся ослепшей и оглохшей жизни? Колеблющаяся тьма, и в ней приближающиеся и удаляющиеся, словно облака, возмущения: непредсказуемые, страшные и чаще всего несущие боль. Боль – знак грубой силы, которая теперь единственная всё ещё могла добраться до искалеченного человека. Где-то там, видно, бродили сократовы судьи… Но русская девушка не сдалась – ей помогли, до неё достучались живые, и она силой оставшихся чувств, на руках, на зубах, в конце концов выбралась из тёмной пропасти обратно на свет:
«Ты все слышишь: смех и пенье,
Звуки музыки прекрасной,
Голос девушки любимой,
Что звенит тепло и ясно.
Предо мной же, сам подумай,
Тишина и мрак суровый,
Не ласкают слух мой звуки,
Я весны не слышу новой.
Увидать лицо любимых,
Слышать голос, сердцу милый,
Я б хотела так, что сердце
Вдруг забьется с бурной силой.
Но ведь это невозможно;
И смотри —я не тоскую:
То, что в жизни мне доступно,
Шаг за шагом отвоюю.
Мир духовный так прекрасен,
А борьба за светоч знанья
Заменяет жизнь пустую
И ненужные страданья.
Вот рука моя, как друга...
Я тебя не утешаю,
Я зову тебя быть стойким,
К жизни новой призываю.
Кто о будущем лишь помнит,
Для других кует он счастье —
Тот мой друг, тот мой соратник,
Тех люблю и к тем участье.
Я прошла сквозь мрак и бури,
Я пути искала к свету,—
К жизни творческой, богатой...
И — нашла! Запомни это!»
Погибают, когда сдаются. Тот же, кто сдачу объявляет победой, губит не только себя, но и других. Эту сдачу чувств, эту срубленную природу, это страшное несчастье жизни Сократ – один ли он? – объявляет самым чистым её состоянием, её сутью, её «душой»…
И каждой душе он предрекает божий суд. Душой отрицают тело, а что отрицают божьим судом? По Сократу, разбирать прегрешения людских душ обязал богов древний закон. Это очень лестно, но неужели богам совсем нечем заняться? Кажется, они заслуживают более почётной и, главное, посильной службы. Ведь, честно говоря, что они в грешных земных делах понимают – с небес-то?
Да, слишком большое расстояние между судьёй и подсудимым портит всю затею. Но ведь расстояние и здесь, на земле, всегда страшно велико – как это слон будет судить муравья? Или наоборот? Тут даже в оправдательном приговоре не будет смысла. Но вечно находятся люди с таким сильным желанием кого-нибудь осудить, хоть бы и «с божьей помощью», что желание это закрывает им глаза на всё – на расстояние, на историю, на различие душевных состояний. Вот и судят слоны муравьёв, а муравьи слонов. Кстати, суды совершенно неизвестны другим животным: не замечено, чтобы они где-нибудь заседали, напялив куски чужой шерсти, и громогласно объявляли приговоры. Даже общественные животные, разлагаемые близким житьём, до такого не опускаются. В одной стае они чувствуют одинаково, действуют одинаково, и редкие споры свои решают силой… Какое всё же разумное существо человек! Первым придумал судебную дрязгу!..
И в эту дрязгу Сократ втягивает богов. А ведь что за мысль – вычислять сумму отдельной жизни, сухое «итого»? Последствия любой жизни к её смертному часу ещё не раскрылись, её волна ещё идёт и увлекает за собой других. Всё связано в великом океане. И когда хоть одного отправляют в ад, тем самым не отправляют ли в ад всю жизнь?
Боги людей не судят. Это люди пытаются их судить, строго как только могут, чуть не придираются к их возмутительному великолепию, и справедливость людская – общая с богами! – торжествует в те редчайшие мгновения, когда ряд восторженных суждений вдруг пронзает суждение строгое – значит, хоть в чём-то удалось людям приблизиться к богам! Люди соревнуются, люди борются с ними – значит, в полку богов прибыло, значит, ярче стал небосклон! И боги тогда смеются вместе с людьми, и приветствуют новую звезду всполохами своего сияния.
Боги, боги… Чего с вами только ни делали, куда ни прикладывали! А ведь вы живые, настоящие, хоть и светите сегодня из далёкого прошлого. Вы люди, страшно богатые творческой силой, благородно расходующие богатство своё, освещающие другим дороги в ночи, вы зодчие условий дальнейшего жизненного роста. Не в легендах, а наяву создаёте вы нового человека – честным, добрым трудом, вместе со своим вечно юным творением.
Представим всё ж, что довелось и нам побыть богами – и оценить людей по справедливости: стали бы мы требовать от них презреть и выбросить свои чувства и тела? Своих родных? Свой народ? Да ни за что на свете!
Мы глядели бы на людей в их лучший день. Когда они полны жизни, дышат полной грудью и смеются во весь голос. Вот был бы суд! Да не суд – праздник! И пусть в тот день художник напишет лучшую картину, актёр сыграет величайшую роль, атлет поставит вечный рекорд! Во славу предков и в дар потомкам! И пусть каждый зовёт на праздник всю свою семью, весь свой народ, и тысячи поколений, все вместе родившие красоту, пусть поют счастливую песнь своей собственной судьбы!